Затем поговорили о Буффалёнке и его будущем в России. Таубе неожиданно предложил взять его под свою опеку в военную разведку. Пообтесался заграницей, знает английский, как родной… Готовая легенда для долгосрочной засылки. Барон употребил загадочное слово «нелегал». Лыков не знал, что оно обозначает, но спрашивать постеснялся. Пробурчал только: «пусть чуток подрастёт». Выпили за Буффаленка и снова замолчали.

— Эх, Лёха, остался ты опять без жены, — лениво съязвил, после долгой паузы, новоиспеченный флигель-адъютант. Сыщик ещё за жарким излил ему историю о своей неудавшейся любви к прекрасной чеченке, а тот запомнил.

— Что же делать, ежели всех их вот такие, как вы с Челубеем, разбираете!

— Отговорки, друг мой, отговорки. Лермонтов был очень некрасив: низенький, смуглый, сутулый… неуверенный в себе. А бабы его любили! Не все, правда…

— То Лермонтов. А я Лыков. Ладно, немец-перец-колбаса — выпей лучше с исконно русским человеком!

— А ты знаешь, смерд, что род баронов фон Таубе известен с тринадцатого века? И что бароны мы сразу в трёх ипостасях — римские, шведские и российские. А были ещё и польские…

— Всё равно немец-перец!

— Эх, Лешка — если бы все русские любили Россию так, как люблю её я, фон Таубе, много меньше делалось бы в нашей с тобой стране подлостей и глупостей. Так что, лапоть нижегородский — давай выпьем за Россию!

— За Россию!

Жизнь продолжалась, и служба тоже; враги не переводились, и зло по-прежнему таилось за углом. Обоим им были ещё уготовлены пули, и они об этом знали. И много им предстояло славных и опасных дел, что, в целом, их устраивало — такие были люди…

Глава 38

Смерть Судейкина

Последние два месяца Судейкин много нервничал. Цепь событий, вроде бы не связанных между собой, смущала его. Неожиданно уехал в Лондон Хинтерроу. Правда, в начале декабря появился от британцев новый агент, мистер Мак-Кулох, и всё опять вроде бы наладилось. Но вслед за Хинтерроу пропал верный Збышко-Загура, правая рука, ближайший помощник. Через неделю обнаружился на Горячем поле, под кучей мусора, с проломленным теменем. В сыскном сказали: обычное дело, у нас в столице это запросто; будете по ночам шляться где попало, и вас так же найдут…

Неожиданным и самым страшным ударом стало истребление всей шайки Анисима Лобова. Сведения об этом происшествии тщательно скрывались, но подполковник прорвался-таки к Путилину и тот, плотно закрыв дверь, под большим секретом рассказал:

— Мерзавец этот, Лобов, давно уже был у нас на примете. Вы вот не знаете, а я открою: он являлся «королём» преступного мира Санкт-Петербурга! Ни одно значимое преступление в столице не совершалось без его ведома. Но Лобов решил распространить свою власть и на Москву, и с этой целью послал туда двух опытнейших убийц. Не слышали об этом деле? Вот, а мы всё знаем! В июне в Первопрестольной застрелили средь бела дня московского «короля» по кличке Анчутка. Стрелявшим удалось тогда скрыться, но московские парни обиделись, провели своё расследование и в точности установили. Ну и… той же монетой! Приехали к нам целой командой, рано утром ворвались в дом к Лобову и всех там кончили, включая даже и канарейку. Когда мы подоспели, там уж одни покойники лежали…

— Что, всех прямо так в мёртвую и положили?

— Всю головку. Лобова самого в первую очередь; потом был там у него некий Чулошников, беглый в розыске — и его. Затем еще Пересвета — это кличка такая, лобовский первый телохранитель. Жуткий громила — каторга по нему давно рыдала… Этот пытался защищать хозяина, но и сам погиб, и Лобова не спас. Ну и там по мелочи, вам их и знать-то незачем: Озябликов, бывший офицер; Елтистов, бухгалтер; дворники…

— И что, никого не поймали?

— Да не больно-то и ловили. Тогда как раз приезжал в столицу наследник королевства Швеции и Норвегии — не до мазуриков было. А по правде сказать, так и черт с ними! Чем больше они друг друга перебьют, тем легче нашему брату, полицейскому. А?

— Иван Дмитриевич, мой агент сообщил, что в этом побоище участвовали солдаты. В форме, с ружьями. Как это может быть?

— Какие ещё, батенька, солдаты? Плюньте вашему агенту в глаза. Деньги, стервец, хочет выцыганить. Мой агент, например, тоже донёс, что видел там монахов. Может, Лавру запросить — не вела ли она каких операций? Я своему дураку затрещину дал и выгнал, и сразу все монахи пропали из донесения; и вам то же советую.

После этого разговора Судейкин вернулся к себе подавленный. Кто же теперь на акт пойдет? Что скажет Владимир Александрович?

Однако великий князь, покровитель и вдохновитель, повёл себя странно. Видимо, он уже знал из своих источников о разгроме банды Лобова, потому, как новость эту, высказанную по телефону, не дослушал, наорал на подполковника и велел ему больше не звонить. И не писать, и не встречаться. Никогда.

Попробовавши, вопреки запрету, всё же увидеться с Владимиром Александровичем, Судейкин натолкнулся на такое металлическое отчуждение и даже ненависть, что опешил и растерялся. Князь грубо прогнал и разве что не ударил его… И это после того, как вместе задумали и раскрутили такое дело!

Посидев и поразмыслив, подполковник понял, что «дело» можно теперь забыть. Заказчик почему-то отозвал свой заказ. А непосредственный исполнитель переоделся в саван…Может, оно и к лучшему? Оставил бы новый император Георгия Порфирьевича в живых после такого? Одного ответа на запрос генерала Черевина о благонадежности Пересвета достаточно, чтобы уничтожить подписавшего его. И если бы Владимир Первый захотел убрать свидетелей… Лучше уж, как и замышлялось изначально, вознести на небо графа Толстого. Занять освободившееся место, убить затем при задержании Дегаева и укрепляться себе потихоньку при нынешнем государе. Быть министром тоже нехреново. А может, и великого князя за компанию шлепнуть? Для спокойствия…

Приняв такое решение, Судейкин незамедлительно начал действовать. Предупредил графа, чтобы тот опасался на приемах дам в муфтах! Якобы получены сведения о готовящемся покушении. А мимо полпивных на Аптекарском острове пусть ездит спокойно… Кстати выехал на родину Дегаев, посланный во Францию с целью заманить в ловушку «последнего из великих» Тихомирова. Можно было начинать партию и срывать банк.

16 декабря 1883 года Судейкин получил от своего лучшего агента сообщение, что тот прибыл из-за границы с интересными новостями и ждёт его к шести часам вечера на своей квартире на Невском проспекте, 91. Это была вторая квартира Дегаева, имевшая выход во дворе дома 8 по Гончарной улице; в ней он проживал под фамилией Яблонский. [184] В отсутствии хозяина Судейкин нередко использовал это место в личных целях, а именно водил туда чужих жен. Привратник квартиры, отставной унтер-офицер Суворов был сотрудником Охранного отделения.

В последнее время Георгий Порфирьевич, что-то почуяв, ходил на встречи со своими агентами только в сопровождении телохранителя. Им являлся собственный племянник Константин Судовский, крепкий молодой человек, выписанный для этих целей из Киевского жандармского управления. Инспектору секретной полиции было известно, что революционеры давно хотят его убить. Год назад при разгроме динамитной мастерской Грачевского он обнаружил плоскую бомбу, специально сконструированную для террористки, и одновременно его агента, Осмоловской: она должна была принести её в дамской сумочке на встречу с подполковником. Были и другие попытки. Поэтому Судейкин был всегда настороже, носил постоянно в кармане заряженный револьвер, в руке трость со встроенным стилетом, а под сюртуком — стальную кольчугу.

Однако на этот раз полицейского привратника в квартире (под несчастливым номером 13) не оказалось — Дегаев заранее отослал его на другой конец города с поручением. Вместо него гостей дожидались два террориста, Конашевич и Стародворский, приехавшие с Дегаевым из Швейцарии; они были вооружены кусками разрубленного пополам лома. Как только Судейкин, сбросив шубу в столовой, быстро прошел в гостиную, его агент выстрелил своему патрону в спину, в упор (пуля пробила печень). После этого Дегаев немедленно выскочил из квартиры в подъезд и убежал, отправившись сразу на Варшавский вокзал. Его поспешность понятна: провокатор вполне обоснованно допускал, что, покончив с жандармами, террористы возьмутся за него.