Увидев, что обещанный им человек не один и не связан, свищёвские головорезы сначала растерялись, но коротышка быстро оправился.

— Ну, даже лучше, — осклабился он, — зараз обоих.

— Чур Лыков мой! — закричал великан, но ни его напарник, ни сам Алексей не обратили на его слова никакого внимания: они тщательно изучали друг друга. Было ясно, что этот бой будет до смерти.

Юс Маленький оказался ниже Лыкова на полтора вершка и так же, как он, широк в плечах. Возраст непонятный — между тридцатью пятью и пятидесятью. Весь словно связан из канатов: с мощной грудной клеткой, жилистый, гибкий, без капли жира, узлы огромных мышц словно переливаются под рубахой. При этом непропорционально маленькая голова и тусклые неподвижные глаза, как у удава. Бандит смотрел на Алексея, словно на покойника, от которого осталось только дождаться последнего вздоха — с выражением скучной необходимости доделать поскорее приевшееся уже дело.

Однако Лыкова такие вещи не брали никогда; теперь же тем более. Он помнил, что этот человек замучал недавно двух маленьких детей. Определённо пора прекратить его дальнейшее пребывание на этом свете… В своих силах Лыков был уверен. Он спокойно стоял и ждал начала боя, и от него веяло таким превосходством, что варнак смутился.

Должно быть, эта не-боязнь, эта естественная, как бы законная в себе уверенность была Юсу Маленькому внове; что-то в его лице переменилось. И с целью прогнать непривычную мысль, что противник может на этот раз оказаться сильнее, он и поторопился напасть.

Бой был скоротечным. Только в романах для гимназистов герой и злодей могут мутузить друг друга часами, и герой вот-вот почти пропал, но потом изловчился и победил… Противники поняли класс друг друга уже через тридцать секунд, и дальше началась просто рубка. Юс Маленький действительно обладал чудовищной силой и огромным опытом. Но здесь он нарвался на необыкновенно хорошо подготовленного бойца, к тому же и физически его превосходящего. Уроки старого пластуна в Нижнем Новгороде, школа силового задержания Мукосеева, хитрые приемчики Таубе, боксерские и борцовские турниры при столичной полиции, а главное — большой багаж реальных схваток, часто связанных с риском для жизни — перевешивали навыки и умения свищёвского палача.

Бой сразу пошёл под диктовку Лыкова. Он сосредоточился на подбородке противника, не забывая прохаживаться и по корпусу. От его точных, страшной силы ударов варнак каждый раз вздрагивал и сбивался с дыхания. Сам же никак не мог пробить защиту, его кулаки проходили мимо или попадали вскользь. Вскоре прошла первая «двойка», затем ещё одна. Лицо Юса Маленького стремительно опухло, левый глаз уже не видел, ответные удары делались всё суетливее. Алексей же, наоборот, чувствовал, что звереет, и бил теперь врага, как молотом. Наконец, ему удалась пара «левый боковой — правый прямой», точно в голову, и Юс поплыл. Ноги его подогнулись, он сделал несколько неверных шагов назад. Лыков бросился добивать, но вдруг увидел, как противник странно встряхнул левой кистью. Мгновенно он увел корпус вправо. Кулак Юса пролетел мимо; Алексей схватил его на излете своей левой рукой, а правой снизу сильно подбил перехваченный локоть. Всё! Раздался знакомый треск ломаемого сустава. Варнак вскрикнул и опустился на одно колено. Его левая рука повисла, как плеть; из рукава свешивался на резинке надраенный бронзовый кастет с далеко выступающими шипами.

Лыков отступли на полшага и оглянулся на Челубея.

— Ты как, брат? Может, помочь?

Челубей, с залитым кровью лицом, стоял над пригнувшимся Юсом Большим и молотил его от души, а тот закрыл голову руками и только охал при каждом ударе.

— Справлюсь, — прохрипел Яков, не оборачиваясь. — Не отвлекайся…

Боковым зрением Алексей уловил движение и отпрыгнул в сторону. Юс Маленький опять проскочил мимо; на этот раз в правой руке у него оказался нож. Лыков перехватил и её.

— Этой рукой ты животы детишкам резал?

Но варнак молчал, пытался вырваться, и Алексей сломал ему и вторую руку.

Схватка на дороге прекратилась одновременно. Юс Большой сидел на обочине, выплёвывая выбитые зубы и не пытаясь вставать. Разгорячённый Челубей стоял над ним в недоумении: бить сидячего ему казалось как-то неловко… Юс Маленький, скривившись от боли, стоял под сосной. Он не понимал, что произошло и что будет с ним дальше, и смотрел удивленно на Лыкова. А тот снял с коня уздечку, сделал из неё петлю и закинул на кедровый сук.

— Полезай.

— Не… Не… Прости… уж калекой сделал, прости, пощади… Уеду я…

— Полезай, я сказал. Два мальчика было: десять лет, и восемь. Помнишь их?

Юс Маленький молча кивнул, понурился, подошёл и сунул голову в петлю. Увидав это, Юс Большой закричал в ужасе, вскочил и бросился в лес. Никто его не догонял.

Когда Алексей с Яковом вернулись к кержакам на трёх конях, дедушка Патермуфий с неизменной лестовкой ждал их на крыльце. Поглядел на трофеи, потом на Лыкова. Тот объяснил:

— Один за детишек ответил; висит на дереве. Завтра ответит и второй.

Старик развернулся и пошёл в горницу ставить свечу.

Вечером того же дня, спрятанный под сеном, на долгуше Автонома Лыков приехал в Нижнюю Кару, посетил магазин колониальных товаров Мордуха Сицкина и вынес оттуда двадцать фунтов кизельгура и пять капсулей с гремучей ртутью [169] . Он собрался стереть дворец Бардадыма с лица земли вместе с его хозяином.

Глава 31

Штурм

На исходе ночи Лыков, обутый в имадиновы ноговицы, бесшумно обошел по периметру заплот «губернаторского дворца». В том месте, где лес ближе всего подходил к заимке, он обнаружил парный сторожевой пост и снял его. Убивать не стал: напал сзади, оглушил, связал, забил кляпы и отогнал на дорогу под охрану Сулалейки.

Расчистив подступы, Алексей отослал Пьетро Буссиесту на ту самую лиственницу, на которой вчера сидел сам. Оттуда открывался хороший обзор, а главное, шла прямая директриса на крыльцо и окна свищёвского особняка. Итальянцу предстояло поразить Бардадыма, когда тот выйдет из дома на улицу, желательно первым выстрелом. Выманить хозяина обязан Имадин; для этого он, безоружный, должен появиться на дороге и позвать Бардадыма якобы для разговора. По расчету Алексея, лишившиеся уже обоих Юсов свищёвцы совсем потеряют голову, когда их вождь будет убит у них на глазах в первую минуту боя. Довершить панику и разгром должны стрелки, расположившиеся охватом: Челубей — напротив ворот, и Алексей с Пьетро по флангам. На случай осложнений у Лыкова под деревом лежал кизельгур.

Когда они собирались, Автоном жалко и унизительно ползал в ногах у дедушки Патермуфия — просил отпустить его пятым. Но патриарх не позволил.

— Наше дело другое, божеское; не гоже нам смертоубивством заниматься. А сегодня особливо: Иван-Постный [170] на календаре! Нож в руки брать нельзя, а ты вот что задумал с энтими греховодниками. Тут сиди!

— Так мало их! Перебьют ребят свищёвские нехристи, и обрат нам от них притеснения терпеть. А Бардадыма кончить — самое божеское дело, даже в такой день.

— Сиди где велю, заячья отрыжка! — прикрикнул Патермуфий. — Чем сможем, тем поможем; а кровь человечью лить моего согласия нет.

— Так то человечью… — огрызнулся Автоном и ушел, расстроенный. На бой поехали лишь четверо стрелков; им было не до Иоанна Предтечи…

В семь часов утра, когда туман на опушке леса начал рассеиваться, на дороге, ведущей к «губернаторскому дворцу», появился Имадин. В белой бурке и папахе, в парадной черкесске с газырями, тонкий и стройный, он не дошёл до ворот ста саженей — остановился и крикнул высоким юношеским голосом:

— Позовите Бардадыма! Скажите: Имадин говорить хочет!

Караульные на воротах посовещались, и один побежал во «дворец» с донесением. Чеченец, безоружный, остался ждать под нацеленными на него стволами.